Работа в других западных водских деревнях.

Следующим местом исследования была большая деревня Пиллово, примерно, сотня домов. Сказали, что говорящих на водском языке было 50-60, но когда на постоялой квартире начали пересчитывать дом за домом, то получили не более 30 человек. В этом числе были так же и люди среднего возраста, и «учителю» языка Лаарико Егорову было всего 53 года. В его речи были странные отклонения. Я сразу же разобрался в этом, но всё же было странно, что различия эти были так велики. У других, в этом случае, произношение более колебалось. В конце я записал некоторые песни у старушки Кати Козловой, которая была бы хороших «учителем» языка, если бы не родилась в Пумалицах. Она жила одна в маленькой каморке и была такая нетребовательная, что не заботилась бы и об оплате. Хотя в добавку ко всему кормила меня (осталась в памяти) особенно замечательными солёными огурцами с мясом и хлебом. (Вообще, русские огурцы в Финляндии пользовались спросом и у меня была привычка привозить их всегда домой, возвращаясь через Петербург). Старушка хотела вернуть «лишние» деньги, напоминая «большой кусок рот порвёт».

Ближайшие деревни Раннолово и Пумалицы «отштемплевал» по-быстрому (о предыдущей я уже получил данные от Оги), но самая важная для меня была на западе дальняя деревня Маттия, так как я знал, что Сетяля изучал в той деревне водский язык. Я сразу же заметил, что обнародованный Сетяля водский язык, чьими разнообразными чертами я был поражён, был как раз диалектом этой деревни. Небольшая деревня (29 домов), но все жители (примерно 60 человек) говорят на водском языке, кроме детей, которые всё-таки обычно говорили на русском! Уже в первом доме куда завернул, я нашёл «учителя» языка Васа Иванова, 80-ти летнего, особенно жизнерадостного и ещё в хорошем расположении духа, старика. Но его речь не очень отличалась от речи более молодых, которые также приходили помогать. Осталась хорошая память о дружелюбных жителях деревни.

Немного севернее были довольно «чистые» деревни вожан. В Корветино где было 17 домов, жителей примерно 50, даже дети говорили на водском языке. У одной 63 летней женщины, Аркипы Вару, я сперва поспрашивал свои вопросы. А потом записал сказку, рассказанную 13-ти летним мальчиком Тиллой Васа, самым молодым человеком, из всех мною встреченных, говорящих на водском, но и это я сделал из изумления. В этом, хорошо сохранившимся языковом районе, у детей не очень охотно записывают образцы речи. В этой деревне водский язык имел много общего с финским языком.

Через деревню Маттия я продолжил путь до берега Бабинского озера и первым делом отправился в основную деревню Бабино (по-водски Ярвикойс), где было пару десятков говорящих на водском языке. 63-летний Васико и его ровесница, жена анну, целыми днями были «учителями» языка. Мне нравилась деревня из-за красивого озера, и я планировал уже возможность, что иногда в летний сезон смог бы порыбачить с Васико (и сейчас у него были, только что полученные красивые подарки) и получить новое и новое в свой запасник слов. В моих мыслях виднеется работа, в которую я хотел бы, с величайшей восторженностью и энергией окунуться – это большой словарь водского языка, куда так же для сравнения были бы включены словари ингерманландцев (ижор), евремейсев, саваков…

Как раз, в связи с этой работой по строению звука водского языка многие проблемы были бы прояснены присравнении на историческом фоне. По моему мнению, история языков изменилась бы, я это чувствовал, бегая из деревни в деревню, чтобы «соскабливать сливки». Но хорошо так, таким образом довольно много, крайне нужного. Успело выйти на первый план, и различные более ранние исследовательские мнения и утверждения были освещены по-новому. На обратном пути я остановился в прибрежной деревне Савикино, где проживало пара десятков, говорящих на водском языке. Разговаривал с 70-ти летней старушкой по имени Дарья всего лишь час. В диалекте не чувствовалось ничего нового, да и начали приходить мысли, что я спешу. Волна плескалась уже по-летнему о берег, и камыш проталкивал свой нос из-под воды наружу, цветы украшали края прибрежных полей. Потихоньку - помаленьку в Котлы, и оттуда, через Петербург домой в Хельсинки. Уже было начало июня.