Вот это полотенце - единственное, что мне осталось от моей мамы, которая умерла после моих родов. Она сама ткала его. После ее смерти отец женился на другой женщине, а меня отдали жить к родной тете. Рубашка, сшитая вручную, принадлежит моей второй маме, которая меня воспитывала.
На месте моего дома раньше была церковь, так как это было самое высокое место в деревне. Но до того, как мы тут поселились, пришлось еще очень много скитаться. Я в семи школах заканчивала десять классов. Сначала мы были департированы в Финляндию, потом попали в Новгородскую область, потом ненадолго вернулись сюда, но нас опять выслали, поехали в Эстонию, там переехали ближе к Нарве, где я ходила в начальную школу и среднюю. И только после смерти Сталина нас пустили на родину, и тут я уже окончила 9 и 10 класс. В семье у нас все говорили по-водски, а это язык, близкий и финскому и эстонскому, поэтому я очень легко выучила эти языки. Жаль, на нашем языке разговаривать уже не с кем, только иногда в Лужицах собираемся поболтать на водском, обсудить последние новости, а так с кем разговаривать? Я долгое время была учительницей в местной школе, учита детей воскому языку, а они на удивление легко все схватывали, но сейчас молодое поколение не так интересуется своей культурой.
Водь - очень трудолюбивый народ, работали от зари до зари. Помню, каждое лето сенокос, прополка, огороды... лениться некогда было. Все православные, и очень верующие. А еще очень гордые. Помню, у моей бабушки был такой тяжелый взгляд, что ее даже немцы боялись.
В переписи я, конечно, хочу написать, что я вожанка. Потому что нас и так уже очень мало осталось, это же наши корни, их нельзя выбросить вот так запросто. Люди в нашем возрасте уже никому не верят, но я думаю, что уже хватит бояться. Жаль только, что какой-то интерес к нам появился только сейчас, когда уже почти ничего не осталось.
|